Неточные совпадения
Доволен Клим. Нашел-таки
По нраву должность! Бегает,
Чудит, во все мешается,
Пить даже меньше стал!
Бабенка есть тут бойкая,
Орефьевна, кума ему,
Так с ней Климаха барина
Дурачит заодно.
Лафа бабенкам! бегают
На барский
двор с полотнами,
С грибами, с земляникою:
Все покупают барыни,
И кормят, и поят!
Стародум. Ему многие смеются. Я это знаю. Быть так. Отец мой воспитал меня по-тогдашнему, а я не нашел и нужды себя перевоспитывать. Служил он Петру Великому. Тогда один человек назывался ты, а не вы. Тогда не знали еще заражать людей столько, чтоб всякий считал себя за многих. Зато нонче многие не стоят одного. Отец мой у
двора Петра Великого…
Тем не менее вопрос «охранительных людей» все-таки не прошел даром. Когда толпа окончательно двинулась
по указанию Пахомыча, то несколько человек отделились и отправились прямо на бригадирский
двор. Произошел раскол. Явились так называемые «отпадшие», то есть такие прозорливцы, которых задача состояла в том, чтобы оградить свои спины от потрясений, ожидающихся в будущем. «Отпадшие» пришли на бригадирский
двор, но сказать ничего не сказали, а только потоптались на месте, чтобы засвидетельствовать.
Этот вопрос произвел всеобщую панику; всяк бросился к своему
двору спасать имущество. Улицы запрудились возами и пешеходами, нагруженными и навьюченными домашним скарбом. Торопливо, но без особенного шума двигалась эта вереница
по направлению к выгону и, отойдя от города на безопасное расстояние, начала улаживаться. В эту минуту полил долго желанный дождь и растворил на выгоне легко уступающий чернозем.
По случаю бывшего в слободе Негоднице великого пожара собрались ко мне, бригадиру, на
двор всякого звания люди и стали меня нудить и на коленки становить, дабы я перед теми бездельными людьми прощение принес.
Только тогда Бородавкин спохватился и понял, что шел слишком быстрыми шагами и совсем не туда, куда идти следует. Начав собирать дани, он с удивлением и негодованием увидел, что
дворы пусты и что если встречались кой-где куры, то и те были тощие от бескормицы. Но,
по обыкновению, он обсудил этот факт не прямо, а с своей собственной оригинальной точки зрения, то есть увидел в нем бунт, произведенный на сей раз уже не невежеством, а излишеством просвещения.
Во время градоначальствования Фердыщенки Козырю посчастливилось еще больше благодаря влиянию ямщичихи Аленки, которая приходилась ему внучатной сестрой. В начале 1766 года он угадал голод и стал заблаговременно скупать хлеб.
По его наущению Фердыщенко поставил у всех застав полицейских, которые останавливали возы с хлебом и гнали их прямо на
двор к скупщику. Там Козырь объявлял, что платит за хлеб"
по такции", и ежели между продавцами возникали сомнения, то недоумевающих отправлял в часть.
В заключение
по три часа в сутки маршировал на
дворе градоначальнического дома один, без товарищей, произнося самому себе командные возгласы и сам себя подвергая дисциплинарным взысканиям и даже шпицрутенам («причем бичевал себя не притворно, как предшественник его, Грустилов, а
по точному разуму законов», — прибавляет летописец).
Между тем Амалия Штокфиш распоряжалась: назначила с мещан
по алтыну с каждого
двора, с купцов же
по фунту чаю да
по голове сахару
по большой. Потом поехала в казармы и из собственных рук поднесла солдатам
по чарке водки и
по куску пирога. Возвращаясь домой, она встретила на дороге помощника градоначальника и стряпчего, которые гнали хворостиной гусей с луга.
Но только что, въехав на широкий, полукруглый
двор и слезши с извозчика, он вступил на крыльцо и навстречу ему швейцар в перевязи беззвучно отворил дверь и поклонился; только что он увидал в швейцарской калоши и шубы членов, сообразивших, что менее труда снимать калоши внизу, чем вносить их наверх; только что он услыхал таинственный, предшествующий ему звонок и увидал, входя
по отлогой ковровой лестнице, статую на площадке и в верхних дверях третьего состаревшегося знакомого швейцара в клубной ливрее, неторопливо и не медля отворявшего дверь и оглядывавшего гостя, ― Левина охватило давнишнее впечатление клуба, впечатление отдыха, довольства и приличия.
Я нашел это занятие, и горжусь этим занятием, и считаю его более благородным, чем занятия моих бывших товарищей при
дворе и
по службе.
Дети бегали
по всему дому, как потерянные; Англичанка поссорилась с экономкой и написала записку приятельнице, прося приискать ей новое место; повар ушел еще вчера со
двора, во время обеда; черная кухарка и кучер просили расчета.
День скачек был очень занятой день для Алексея Александровича; но, с утра еще сделав себе расписанье дня, он решил, что тотчас после раннего обеда он поедет на дачу к жене и оттуда на скачки, на которых будет весь
Двор и на которых ему надо быть. К жене же он заедет потому, что он решил себе бывать у нее в неделю раз для приличия. Кроме того, в этот день ему нужно было передать жене к пятнадцатому числу,
по заведенному порядку, на расход деньги.
«Честолюбие? Серпуховской? Свет?
Двор?» Ни на чем он не мог остановиться. Всё это имело смысл прежде, но теперь ничего этого уже не было. Он встал с дивана, снял сюртук, выпустил ремень и, открыв мохнатую грудь, чтобы дышать свободнее, прошелся
по комнате. «Так сходят с ума, — повторил он, — и так стреляются… чтобы не было стыдно», добавил он медленно.
Чем дальше он ехал, тем веселее ему становилось, и хозяйственные планы один лучше другого представлялись ему: обсадить все поля лозинами
по полуденным линиям, так чтобы не залеживался снег под ними; перерезать на шесть полей навозных и три запасных с травосеянием, выстроить скотный
двор на дальнем конце поля и вырыть пруд, а для удобрения устроить переносные загороды для скота.
И бойкою иноходью доброй, застоявшейся лошадки, похрапывающей над лужами и попрашивающей поводья, Левин поехал
по грязи
двора за ворота и в поле.
Бабы-скотницы, подбирая поневы, босыми, еще белыми, не загоревшими ногами шлепая
по грязи, с хворостинами бегали за мычавшими, ошалевшими от весенней радости телятами, загоняя их на
двор.
— Воздвиженское, на барский
двор? к графу? — повторил он. — Вот только изволок выедешь. Налево поверток. Прямо
по пришпекту, так и воткнешься. Да вам кого? Самого?
Дарья Александровна
по совету Левина выехала до зари. Дорога была хороша, коляска покойна, лошади бежали весело, и на козлах, кроме кучера, сидел конторщик вместо лакея, посланный Левиным для безопасности. Дарья Александровна задремала и проснулась, только подъезжая уже к постоялому
двору, где надо было переменять лошадей.
Первый день я провел очень скучно; на другой рано утром въезжает на
двор повозка… А! Максим Максимыч!.. Мы встретились как старые приятели. Я предложил ему свою комнату. Он не церемонился, даже ударил меня
по плечу и скривил рот на манер улыбки. Такой чудак!..
В два прыжка он был уж на
дворе; у ворот крепости часовой загородил ему путь ружьем; он перескочил через ружье и кинулся бежать
по дороге…
И опять
по обеим сторонам столбового пути пошли вновь писать версты, станционные смотрители, колодцы, обозы, серые деревни с самоварами, бабами и бойким бородатым хозяином, бегущим из постоялого
двора с овсом в руке, пешеход в протертых лаптях, плетущийся за восемьсот верст, городишки, выстроенные живьем, с деревянными лавчонками, мучными бочками, лаптями, калачами и прочей мелюзгой, рябые шлагбаумы, чинимые мосты, поля неоглядные и
по ту сторону и
по другую, помещичьи рыдваны, [Рыдван — в старину: большая дорожная карета.] солдат верхом на лошади, везущий зеленый ящик с свинцовым горохом и подписью: такой-то артиллерийской батареи, зеленые, желтые и свежеразрытые черные полосы, мелькающие
по степям, затянутая вдали песня, сосновые верхушки в тумане, пропадающий далече колокольный звон, вороны как мухи и горизонт без конца…
— Нет, это уже слишком, — сказал Чичиков, когда выехали они со
двора. — Это даже по-свински. Не беспокойно ли вам, Платон Михалыч? Препокойная была коляска, и вдруг стало беспокойно. Петрушка, ты, верно,
по глупости, стал перекладывать? отовсюду торчат какие-то коробки!
Иногда, глядя с крыльца на
двор и на пруд, говорил он о том, как бы хорошо было, если бы вдруг от дома провести подземный ход или чрез пруд выстроить каменный мост, на котором бы были
по обеим сторонам лавки, и чтобы в них сидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для крестьян.
По всему
двору разливалось благоуханье цветущих сиреней и черемух, которые, нависши отовсюду из саду в
двор через миловидную березовую ограду, кругом его обходившую, казалися цветущею цепью или бисерным ожерельем, его короновавшим.
В молчанье они пошли все трое
по дороге,
по левую руку которой находилась мелькавшая промеж дерев белая каменная церковь,
по правую — начинавшие показываться, также промеж дерев, строенья господского
двора.
И между тем душа в ней ныла,
И слез был полон томный взор.
Вдруг топот!.. кровь ее застыла.
Вот ближе! скачут… и на
дворЕвгений! «Ах!» — и легче тени
Татьяна прыг в другие сени,
С крыльца на
двор, и прямо в сад,
Летит, летит; взглянуть назад
Не смеет; мигом обежала
Куртины, мостики, лужок,
Аллею к озеру, лесок,
Кусты сирен переломала,
По цветникам летя к ручью,
И, задыхаясь, на скамью...
Татьяна (русская душою,
Сама не зная почему)
С ее холодною красою
Любила русскую зиму,
На солнце иней в день морозный,
И сани, и зарею поздной
Сиянье розовых снегов,
И мглу крещенских вечеров.
По старине торжествовали
В их доме эти вечера:
Служанки со всего
двораПро барышень своих гадали
И им сулили каждый год
Мужьев военных и поход.
Когда же юности мятежной
Пришла Евгению пора,
Пора надежд и грусти нежной,
Monsieur прогнали со
двора.
Вот мой Онегин на свободе;
Острижен
по последней моде;
Как dandy лондонский одет —
И наконец увидел свет.
Он по-французски совершенно
Мог изъясняться и писал;
Легко мазурку танцевал
И кланялся непринужденно;
Чего ж вам больше? Свет решил,
Что он умен и очень мил.
Гостей с поздравлениями приезжало так много в этот день, что на
дворе, около подъезда, целое утро не переставало стоять
по нескольку экипажей.
Рыжий жид, с веснушками
по всему лицу, делавшими его похожим на воробьиное яйцо, выглянул из окна, тотчас заговорил с Янкелем на своем тарабарском наречии, и Янкель тотчас въехал в один
двор.
Он обернулся к ней. Та сбежала последнюю лестницу и остановилась вплоть перед ним, ступенькой выше его. Тусклый свет проходил со
двора. Раскольников разглядел худенькое, но милое личико девочки, улыбавшееся ему и весело, по-детски, на него смотревшее. Она прибежала с поручением, которое, видимо, ей самой очень нравилось.
Не в полной памяти прошел он и в ворота своего дома;
по крайней мере, он уже прошел на лестницу и тогда только вспомнил о топоре. А между тем предстояла очень важная задача: положить его обратно, и как можно незаметнее. Конечно, он уже не в силах был сообразить, что, может быть, гораздо лучше было бы ему совсем не класть топора на прежнее место, а подбросить его, хотя потом, куда-нибудь на чужой
двор.
Справа, тотчас же
по входе в ворота, далеко во
двор тянулась глухая небеленая стена соседнего четырехэтажного дома.
А вот что сделаю: я начну работу какую-нибудь
по обещанию; пойду в гостиный
двор, куплю холста, да и буду шить белье, а потом раздам бедным.
Хозяйка побранила ее за раннюю осеннюю прогулку, вредную,
по ее словам, для здоровья молодой девушки. Она принесла самовар и за чашкою чая только было принялась за бесконечные рассказы о
дворе, как вдруг придворная карета остановилась у крыльца, и камер-лакей [Камер-лакей — придворный слуга.] вошел с объявлением, что государыня изволит к себе приглашать девицу Миронову.
Я изумился. В самом деле сходство Пугачева с моим вожатым было разительно. Я удостоверился, что Пугачев и он были одно и то же лицо, и понял тогда причину пощады, мне оказанной. Я не мог не подивиться странному сцеплению обстоятельств: детский тулуп, подаренный бродяге, избавлял меня от петли, и пьяница, шатавшийся
по постоялым
дворам, осаждал крепости и потрясал государством!
Постоялый
двор, или, по-тамошнему, умет, находился в стороне, в степи, далече от всякого селения, и очень походил на разбойническую пристань.
Сужу-с не
по рассказам;
Запрет он вас; — добро еще со мной;
А то, помилуй бог, как разом
Меня, Молчалина и всех с
двора долой.
— Ничего, ничего, — твердил, умиленно улыбаясь, Николай Петрович и раза два ударил рукою
по воротнику сыновней шинели и
по собственному пальто. — Покажи-ка себя, покажи-ка, — прибавил он, отодвигаясь, и тотчас же пошел торопливыми шагами к постоялому
двору, приговаривая: «Вот сюда, сюда, да лошадей поскорее».
Одни требовали расчета или прибавки, другие уходили, забравши задаток; лошади заболевали; сбруя горела как на огне; работы исполнялись небрежно; выписанная из Москвы молотильная машина оказалась негодною
по своей тяжести; другую с первого разу испортили; половина скотного
двора сгорела, оттого что слепая старуха из дворовых в ветреную погоду пошла с головешкой окуривать свою корову… правда,
по уверению той же старухи, вся беда произошла оттого, что барину вздумалось заводить какие-то небывалые сыры и молочные скопы.
Он встречался с ней большею частью
по утрам рано, в саду или на
дворе; в комнату к ней он не захаживал, и она всего раз подошла к его двери, чтобы спросить его — купать ли ей Митю или нет?
Сунув извозчику деньги, он почти побежал вслед женщине, чувствуя, что портфель под мышкой досадно мешает ему, он вырвал его из-под мышки и понес, как носят чемоданы. Никонова вошла во
двор одноэтажного дома, он слышал топот ее ног
по дереву, вбежал во
двор, увидел три ступени крыльца.
Были минуты, когда Дронов внезапно расцветал и становился непохож сам на себя. Им овладевала задумчивость, он весь вытягивался, выпрямлялся и мягким голосом тихо рассказывал Климу удивительные полусны, полусказки. Рассказывал, что из колодца в углу
двора вылез огромный, но легкий и прозрачный, как тень, человек, перешагнул через ворота, пошел
по улице, и, когда проходил мимо колокольни, она, потемнев, покачнулась вправо и влево, как тонкое дерево под ударом ветра.
Он понял, что это нужно ей, и ему хотелось еще послушать Корвина. На улице было неприятно; со
дворов, из переулков вырывался ветер, гнал поперек мостовой осенний лист, листья прижимались к заборам, убегали в подворотни, а некоторые, подпрыгивая, вползали невысоко
по заборам, точно испуганные мыши, падали, кружились, бросались под ноги. В этом было что-то напоминавшее Самгину о каменщиках и плотниках, падавших со стены.
— Господа. Его сиятельс… — старик не договорил слова, оно окончилось тихим удивленным свистом сквозь зубы. Хрипло, по-медвежьи рявкая, на
двор вкатился грузовой автомобиль, за шофера сидел солдат с забинтованной шеей, в фуражке, сдвинутой на правое ухо, рядом с ним — студент, в автомобиле двое рабочих с винтовками в руках, штатский в шляпе, надвинутой на глаза, и толстый, седобородый генерал и еще студент. На улице стало более шумно, даже прокричали ура, а в ограде — тише.
На выставке было тихо и скучно, как в ненастные будни. По-будничному свистели паровозы на вагонном
дворе, скрежетали рельсы на стрелках, бухали буфера и уныло пели рожки стрелочников.
— А ты будто не впутан? — спросил Фроленков, усмехаясь. — Вот, Клим Иваныч, видели, какой характерный мужичонка? Нет у него ни кола, ни
двора, ничего ему не жалко, только бы смутьянить! И ведь почти в каждом селе имеется один-два подобных, бездушных. Этот даже и в тюрьмах сиживал, и
по этапам гоняли его, теперь обязан полицией безвыездно жить на родине. А он жить вовсе не умеет, только вредит. Беда деревне от эдаких.
Эта сцена настроила Самгина уныло. Неприятна была резкая команда Тагильского; его лицо, надутое, выпуклое, как полушарие большого резинового мяча, как будто окаменело, свиные, красные глазки сердито выкатились. Коротенькие, толстые ножки, бесшумно, как лапы кота, пронесли его
по мокрому булыжнику
двора,
по чугунным ступеням лестницы, истоптанным половицам коридора; войдя в круглую, как внутренность бочки, камеру башни, он быстро закрыл за собою дверь, точно спрятался.
Когда Самгин выбежал на
двор, там уже суетились люди, — дворник Панфил и полицейский тащили тяжелую лестницу, верхом на крыше сидел, около трубы, Безбедов и рубил тес. Он был в одних носках, в черных брюках, в рубашке с накрахмаленной грудью и с незастегнутыми обшлагами; обшлага мешали ему, ерзая
по рукам от кисти к локтям; он вонзил топор в крышу и, обрывая обшлага, заревел...